Инна КАБЫШ 1963, Москва
Из антологии Евгения Евтушенко «Десять веков русской поэзии»
Она одарена пронзительной любовью к России, к поэзии, к детям, среди которых у нее нет не своих, как у женщины, рожденной одновременно учительницей и поэтом. Она полна любви к своему сыну, который еще подростком поразил меня тем, как хорошо читает наизусть стихи, но материнская любовь ее тоже пронзительна и, значит, неотделима от боли.
Что греха таить, многие нынешние нарочито маргинальные стихи уводят в сторону эгоизма, гражданского равнодушия. А у Инны пульсация лирическая и пульсация гражданственная сливаются в едином сердцебиении неравнодушия, в готовности самопожертвования ради любимого человека, сына, Родины, в чем она и видит триединый смысл существования.
«Об жизнь земную изувечась, / о всех, кто в ней – меж нас – гурьбой, / я знаю, для чего мне вечность / за гробом:/ / чтобы быть с тобой».
А вот как трепетно и высоко сказано ею о материнстве:
«Так душа облеклась этим тельцем, / что уже я не буду собой: / я есть мы, ибо матерь с младенцем / суть одно – как архангел с трубой».
Вызывает уважение ее гордость за свой труд: «Я есть носитель языка».
Сейчас слишком много стихов комнатной температуры. У нее, что называется, ртуть в термометре клокочет от беззащитной чувствительности. За это и ученики ее любят, и книги ее раскупают, и ладоши отбивают, когда она читает стихи.
Поэт со строгим вкусом Владимир Корнилов писал, что она поразила его «редкой для женской поэзии связью быта и Бога, интимной лирики с судьбой страны». Лев Аннинский разглядел в ней «цветаевский вопль женщин всех времен: возместить вакуум любви». Дмитрий Быков отметил в ней замечательную материнскую черту – «она свободно сопрягает всё и вся, чтобы преодолеть всеобщий распад».
Я был в школе, где Инна работала, и видел, как трогательно она волновалась за своих учеников – гораздо больше, чем перед собственным поэтическим выступлением. Признаюсь, что класс ее мне понравился, понравились школьники, полные ненасытного любопытства. Ее педагогическая методика основывается на свободной выработке философии жизни самими учениками.
Понимаю Юрия Ряшенцева, который в послесловии к книге Инны Кабыш «Невеста без места» (2008) посетовал, что в его школьную пору ему не довелось поучиться русской литературе у такого преподавателя, как Инна Александровна.
